ОРДЕН БЕДНЫХ РЫЦАРЕЙ ХРИСТА
ИСТОРИЯ ОРДЕНА
«Великая Ложь — не та, что скрыта.
Та, что явлена, но не узнана.
Когда вы прочтёте это, мы уже будем вами
Москва встретила нас дождём, смешанным с пеплом горящих архивов ФСБ — их подожгли за неделю до нашего приезда. Люди шептались: «Чистка». Но мы знали правду. Они боялись, что мы найдём то, что закопали здесь в 1917-м — Кодекс Чиллиад, пергамент с координатами горы, где спит дух первого Магистра Ордена. Того, кто принёс себя в жертву Власти, дабы мы могли править Вечностью.
Кенуэй выбрал усадьбу на Воробьёвых горах. Её подвал вёл в катакомбы, расписанные символами, которые не менялись со времён тамплиеров: змея, пожирающая крест, глаз в треугольнике, цифры 16.11.1307 — дата уничтожения Ордена. «Они думали, что убили нас, — сказал Магистр, касаясь стены. — Но мы просто сменили кожу».
Гора Чиллиад не значилась на картах. Её искали по старым чертежам метро: вход был через заброшенную станцию «Советская», заваленную костями расстрелянных чекистами монахов. Когда мы спустились, воздух стал густым, как кровь. Стены светились голубым мхом — говорят, он растёт только там, где лежат жертвы.
Магистр шёл впереди с факелом, читая молитву на латыни, которую забыл даже Ватикан:
— Non nobis, Domine, sed nomini tuo da gloriam… («Не нам, Господи, но имени Твоему дай славу…»)
Но мы славили не Бога. Мы славили Падшего — того, кто подарил Ордену силу через смерть.
Жертву выбрали не мы. Её выбрала гора.
Им стал Алексей Воронов, олигарх, продавший нам земли у Кремля. Он думал, что купит бессмертие через наши связи. Не знал, что бессмертие требует обмена. Когда мы связали его у подножия скалы, напоминающей алтарь, он закричал:
— Вы сумасшедшие! Здесь нет вашего бога!
Кенуэй поднёс к его горлу серебряный стилет — точную копию кинжала Жака де Моле.
— Бог? — усмехнулся он. — Мы сами стали богами.
Кровь Алексея потекла по трещинам в камне. И тогда гора запела.
Теперь я пишу эти строки в зале с куполом из человеческих черепов, найденных в катакомбах. Наши агенты уже в Думе, в банках, в СМИ. Магистр стоит у окна, глядя на Москву-реку, окрашенную закатом в цвет ржавчины.
— Они назовут это прогрессом, — говорит он, — но прогресс — лишь цепь жертв.
Ветер доносит с реки запах грозы. Или пепла. Я больше не различаю.
